Целуйте меня! Как воспитывать детей с любовью - Страница 60

И тут-то мы с вами и приходим к самому главному: тому, ради чего я так старался выяснить, в каком же году писал г-н Николай. В последние несколько лет, говорите? Ой ли? Дети, о которых писал Фернанд Николай, – это не наши дети, они наши прабабки и прадеды. Да-да, прабабки и прадеды, которых безнадежно испортили прапрабабки и прапрадеды. И затем прадеды эти испортили ваших дедов, деды – отцов, а отцы выросли в тех самых «бесполезных мотов, праздных и честолюбивых, бессердечных распутников», которые в свою очередь испортили и нас самих. И как вы теперь будете оправдывать все эти мифы («Мы-то своих родителей уважали!», «В прежние-то времена была дисциплина!», «Нам-то все так просто с рук не сходило!»)? Ведь, согласно г-ну Николаю, подавляющее большинство детей были испорченными еще 100 лет назад.

Нет, уступая детям, идя с ними на компромисс, признавая наши ошибки, мы не теряем в их глазах авторитет; наоборот – мы его приобретаем.

Уступая детям, мы их самих учим уступать.

Давным-давно, когда мне было 13 или 14, отец отчитал меня ни за что. Ну или я уже не помню, по какому поводу это произошло. Явственно помню я то, что подобная невероятная несправедливость вызвала во мне глубочайшее негодование. Спать я и тот день лег в слезах и с глубоким чувством обиды на отца. К моему изумлению, он пришел пожелать мне спокойной ночи и извинился за свое поведение. Отец извинился перед сыном! Разве не это – кратчайший путь к полной утрате отцовского авторитета, а заодно и сыновнего уважения? Ровно наоборот. В тот момент я простил ему все его прегрешения – и былые, и настоящие, и будущие.

Вовремя данная затрещина

Не бывает детей, слишком нежных для порки – они как жесткий бифштекс, чем крепче их бьешь, тем они нежнее.

Эдгар Алан По. «Пятьдесят мыслей».

Я не пропагандирую физическое наказание, но я считаю, что оно менее вредно, чем продолжительное глухое раздражение. Шлепнув ребенка, вы отведете душу, и все станет на свои места.

Доктор Спок «Ребенок и уход за ним».

Шлепок воспет не одним психологом и педагогом.

В Испании число маленьких детей, подвергающихся насилию со стороны родителей, с 2001 по 2005 год выросло с 2600 в год до 6400 (объясняется это, вероятно, большим числом обращений в полицию, а не обострившейся проблемой). За тот же период от руки родителей погибало от 8 до 16 детей в год. Статистика эта была предоставлена полицией и собрана исследователями из Центра по изучению насилия под покровительством королевы Софии. Однако цифры эти включают в себя лишь те случаи, которые посчитали достаточно серьезными для вмешательства полиции, и не включают дела, которые рассматривала полиция автономных регионов Страны Басков и Каталонии. В США в 1995 году было зарегистрировано 1185 смертей – прирост немногим более 10 % за 10 лет. И при этом пары никак не связанных друг с другом убийств, совершенных подростками, достаточно, чтобы поднялась волна истерии («Неужели мы растим монстров?»), словно это дети регулярно издевались над своими родителями. Я слышал по радио выступление одного эксперта: он утверждал, что всему виной вмешательство государства в дела семьи, потому что за год до этого был принят закон, запрещавший бить детей. Вовремя данная затрещина, оказывается, могла предотвратить эти убийства! Восьмилетний ребенок, получив хороший подзатыльник, понимает, что конфликты можно разрешать насилием и что сильному позволено навязывать свою точку зрения слабому. Не вижу, как подобные усвоенные в детстве уроки и этот блестящий пример могут помочь удержать ребенка от убийства.

Давайте разберем конкретный пример. Хайме считает себя хорошим мужем и терпеливым отцом, но иногда он выходит из себя. У Сони очень трудный характер, она никогда не делает, что ей говорят, и вечно спорит. Она «забывает» убрать постель, даже если ей об этом по десять раз напоминаешь. Она привередничает из-за еды; если что-то в тарелке ей не приглянулось, она даже в рот это не возьмет. Выключаешь телевизор – она включает его снова, даже не взглянув на тебя. Она берет деньги из твоего бумажника, даже не спросив. Она вечно влезает в разговор. Стоит ей разозлиться (а случается это часто), она заливается слезами, убегает в комнату и хлопает дверью. Иногда она запирается в ванной; в такие моменты она вообще не слушает никаких аргументов и ничем ее не успокоишь. Однажды, чтобы выгнать ее из ванной, Хайме вообще пришлось выбить дверь. Но особенно его приводит в бешенство, когда она показывает, что ни капли его не уважает. Вот, к примеру, вчера вечером Соня взяла со стола лист бумаги порисовать.

– Я сказал тебе не брать бумагу без разрешения? – говорит Хайме.

– Да кто ты, чтобы мне приказывать?! – возмущается Соня. – Хочу и беру!

– Не смей со мной так разговаривать! – орет Хайме и дает ей затрещину. – Сейчас же извинись.

Но Соня не только не извиняется, она вскакивает и дерзко отвечает:

– Это ты тут должен извиняться!

Хайме снова влепляет ей затрещину.

– Придурок! – орет она и убегает.

Только титаническим усилием воли Хайме заставляет себя не погнаться за нею. В такие моменты лучше всего мысленно считать до десяти. А Соня, конечно же, до конца недели будет под домашним арестом.

Вот такая история из жизни. А теперь представим, что Соне семь лет и Хайме – ее отец. Что скажете о такой ситуации? Разве это не один из тех случаев, когда любой может сорваться? Разве не помогла та затрещина Хайме отвести душу, как это выразительно сформулировал доктор Спок? Как бы в такой ситуации поступили все эти фанатики, запретившие бить детей? Потащили бы отца в суд за то, что он стукнул дочку, которая, между прочим, сама на это напрашивалась? Разве не лучше было бы предоставить семьям самим разрешать подобные конфликты, без постороннего вмешательства? Возможно, вы даже думаете, что пара вовремя данных затрещин – и девочка эта вообще никогда не выросла бы настолько непослушной и дерзкой? Похоже на типичный случай ребенка, испорченного вседозволенностью, ребенка, чьи родители не умеют устанавливать границ, не поддерживают в доме необходимый уровень дисциплины: сегодня они что-то терпят, а завтра из-за того же срываются, и в результате ребенок не знает, что и думать, и глубоко несчастен.